Ещё полуновое

[sineglazka-nn]

Название: нет
Автор: *Синеглазка* (Gottingen)
Заказчик: [Shredinger]
Фандом: И.С. Тургенев, «Отцы и дети»
Пейринг: Евгений Базаров/Аркадий Кирсанов
Жанр: ангст (заказывался, но не получился), romance
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU, и, как у меня заведено, тотальный OOC (особенно Базарова)
Примечание: Написано на фест по русской классической литературе в соответствующем сообществе, по заявке: «Аркадий узнаёт о том, что Базаров умирает и приезжает к нему. Отчаяние, страстное желание заразиться тифом, чтобы умереть, как Евгений».

- …Ты мне сказал, ты послал за доктором… Этим ты себя потешил… потешь и меня: пошли ты нарочного…
- К Аркадию Николаичу, - подхватил старик.

***

Так странно распрощавшись со своим другом и заручившись благословением Анны Сергеевны, Аркадий поспешил уехать домой. Его волновало не столько то, разрешит ли отец жениться ему на Катерине Сергеевне (он почти был уверен, что доброму папаше и в голову не придёт препятствовать этому выбору), сколько рассказ Базарова – накануне их расставания – о дуэли с Павлом Петровичем. Аркадий не понимал, что могло привести к этому нелепому и опасному одновременно поединку. Не могли же горячий спор и явная неприязнь этих людей друг к другу стать непосредственными причинами дуэли? Но Аркадий решил, что не станет расспрашивать дядю и сделает вид по приезде, что ничего не знает о произошедшем в Марьине за время своего отсутствия.
Дома его ожидала ещё одна новость, но другого рода: отец наконец-то собрался жениться на Фенечке. Аркадий застал их сидевшими вместе на веранде и смотревшими нежно друг на друга. Мягкие руки Фенечки перебирали лежавший в корзинке на столе спелый крыжовник, а Николай Петрович словно светился счастьем, помогая ей. Аркадий было улыбнулся этому, смущаясь ступить на крыльцо и нарушить идиллию своим появлением, но тут же что-то больно кольнуло в глубине души, и это чувство никоим образом не было связано с отцом или Фенечкой.
Поначалу дни в Марьине тянулись медленно, но приятно. Единственным тёмным пятном на этой картине был Павел Петрович, постепенно идущий на поправку, но при этом выглядящий всё более больным и несчастным. В какой-то момент Аркадию тоже стало передаваться его настроение – уже одолевали сомнения, не поспешили ли они с Катей. Конечно, они успели подружиться, и Катя казалась ему очень умной и понимающей девушкой… но из-за чего они сблизились? Из-за того, что Базаров всё время проводил с Анной Сергеевной, словно забыв о существовании Аркадия.
Мысль о том, что они с Базаровым простились навсегда, и больше не увидятся, потому что этого не хочет сам Евгений, тоже всё чаще грызла Аркадия. «Неужели наша дружба, - думал он, однако, понимая, что слово «дружба» не совсем то, - была настолько незначительна? До сих пор не могу заставить себя забыть о нём и жить уже, как взрослый человек, своей жизнью. Но как же больно, что всё прошло» – подобные думы теперь занимали его. Лучшее средство прогнать их – избегать безделья, и Аркадий принялся узнавать у отца о хозяйстве, да и сам потом пытался наладить дела в имении.
Как-то раз, рано утром, Аркадий отправился на лёгких дрожках в деревню. Ехал он ещё по большой дороге (прямо от Марьина), как вдруг заметил впереди почтовый экипаж и сидящего на козлах человека. Когда тот поравнялся с дрожками, Аркадий с радостью в сердце узнал старого Тимофеича, слугу Базаровых.
- Тимофеич, здравствуй! – спрыгивая на землю, воскликнул он. – Ты для чего сюда едешь?
- Ох, батюшка, слава богу, вас-то встретил, - ответил Тимофеич как-то очень невесело. – Меня ведь к вам и послали…
- Ко мне? – перебил Аркадий. – Это Евгений Васильич послал?
- Да-с, Евгений Васильич… просил вас поскорее приехать.
- А что случилось? – Аркадию не понравилось выражение лица Тимофеича, только что замеченное им.
- Заболел он, батюшка… тифом заболел.

***

Ясное сознание снова оставило Базарова, и он погрузился в тяжёлый туман бреда. Он не видел ни подавленных горем и притихших родителей, которые то и дело ходили или садились рядом, ни уездного доктора, нёсшего какую-то чепуху и ничем не могущего помочь больному, не различал даже предметов, находящихся в комнате. Солнечный свет, пробивавшийся из-за занавесок, превратился для него в тёмную сгустившуюся духоту, в которой мелькали яркие безобразные пятна. Эти пятна иногда принимали форму каких-то людей и животных – то с утрированными конечностями или головами, то изогнувшихся змеёй, то откусывающих части друг от друга, то превращающихся во что-то иное. Красивая белоплечая женщина обернулась, показав спину, которая прогнила до позвоночника, затем женщина протяжно квакнула, разверзнув лягушачью пасть с длинным языком. Звуки, раздающиеся в ушах Базарова, тоже были ужасны: кроме кваканья, слышалось треньканье спятивших струн, чей-то омерзительный хохот, но все эти звуки перекрывал тонкий нараставший звон дорожного колокольчика. «Вы меня не поняли» – отдавалось эхом в тёмном пространстве видений Базарова. Он резко повернулся на постели. «Ты навсегда прощаешься со мною, Евгений? Евгений… Евгений…»
Базарову показалось, что то лицо, которое он так желал увидеть, возникает из проклятого марева. Знакомые черты окончательно прояснились, а голос теперь звучал уже близко.
- Евгений, - мягко и взволнованно произнёс он, - я здесь. Ты звал меня…
Базаров протёр глаза и посмотрел на стоявшего недалеко от его постели Аркадия Кирсанова. Позади него, у двери, находились родители, с отчаянной надеждой посматривавшие на приехавшего.
- Матушка… отец… - медленно сказал Базаров. – Оставьте нас вдвоём, пожалуйста.
Склонившие головы Арина Власьевна и Василий Иванович вышли из комнаты сына.
- Вот ты и приехал, Аркадий Николаич. Это добро… хорошо, что ты со своим новым счастьем помнишь бывшего друга – ты всегда был сострадательная душа…
- Евгений, - повторил Аркадий, в чьих глазах читалась тоскливая тревога, - я о тебе вовсе не забывал. Как ты себя чувствуешь? Отец твой сказал, что кризис…
- Не слушай его, ты же понимаешь, что моим родителям хоть какое-то утешение нужно. И я, и он оба знаем, что состояние моё скверно…
- Боже мой, - прошептал Аркадий, хотя не хотел прерывать Базарова. Руки его так сжались в кулаки, что костяшки побелели.
- …и лучше уже не будет. Да, так-то, любезный мой Аркадий Николаич, - Базаров закашлялся.
Аркадий подошёл к столу, налил воды в стакан и подал Евгению, которого пришлось поддержать под голову. Пока Базаров пил, Аркадий с ужасом разглядывал крупные красные пятна, покрывавшие кожу Евгения, а затем протянул свой платок, чтобы вытереть капли воды и пот.
- Спасибо, Аркадий, - Базаров тяжело посмотрел на него своими зеленоватыми глазами и принял платок. Аркадия поразило, как холодна его рука. – Не надо только подходить ко мне, я заразен; и не хочу, чтобы Катерина Сергеевна стала так же безутешна, как мои родители.
Слова эти подействовали на Аркадия со страшной силой:
- Перестань, прошу тебя… Ты как будто попрекаешь меня – за что? Я, правда, вряд ли был дельным учеником и я… как это ты сказал тогда… гнездо захотел себе свить – но я всё равно тосковал по тебе, Евгений. А теперь ты лежишь тут и… – голос Аркадия сорвался, на глазах выступили слёзы. Наплевав на просьбу Базарова, Аркадий опустился на колени и взял его за руку, пытаясь согреть её своими пальцами.
- Вот и ты уж тоже бредишь, - грустно усмехнулся Евгений, но взгляд его оставался серьёзен. – Я не попрекаю тебя, Аркадий; знаю, что тебе лучше строить свою жизнь – со мной-то уже всё кончено, а у тебя будущее ещё есть… Ты прости меня, если были какие-то обиды в прошлом.
Аркадий смотрел на друга сквозь слёзы, пытаясь запечатлеть в памяти этот миг, этот взгляд Евгения, в котором ему почудилась – или в самом деле была? – несвойственная Базарову нежность. Молчание нарушил сам Базаров:
- Помнишь, что тогда я тебе так и не сказал тех, других слов? Тогда они мне не давались.
Аркадий кивнул, глотая застрявший в горле ком.
- Вот они, Аркадий: я полюбил тебя. Но теперь это уж ничего не значит…
- Нет, значит, - внезапно тихо, но твёрдо возразил Аркадий, прижимая руку Базарова к своей щеке. – Если тебя не станет, то и мне жить дальше – какой смысл?..
- Какой? Катерина Сергеевна, отец твой; да и родителей моих кому-то пожалеть надо будет…
- Евгений, я без тебя никто.
Базаров провёл пальцами по влажной от слёз щеке Аркадия, взъерошил волосы, затем спустился к губам и обвёл их контур. Аркадий не выдержал и, подавшись вперёд, нежно обнял Базарова; он чувствовал у себя на лице его горячее тифозное дыхание, но Аркадию было уже всё равно – заболеть, как и Базаров, тем самым пережив его ненадолго, умерев вместе с ним, казалось высшим счастьем. Базаров чуть отстранил его и хрипло прошептал:
- Аркадий… Если и ты любил меня, если любишь… Дунь на умирающую лампаду, и пусть она погаснет…
Сердце Аркадия дрогнуло, и он, наклонившись, впервые поцеловал Евгения – это был горький, страстный, словно прощальный поцелуй, продолжавшийся так долго, сколько ещё сил было у больного. Тяжко вздохнув, Евгений оторвался от губ Аркадия.
- Прости, Аркаша… - взор Базарова помутился, и Аркадий понял, что Евгений вновь проваливается во тьму беспамятства. Он так и остался сидеть у постели, гладя волосы Евгения и прислушиваясь к его неспокойному дыханию и сердцебиению…

***

Осенью 1860 года, в Петербурге, высокий мужчина в сером плаще направлялся к небольшому дому в пару этажей. Он зашёл не с парадного, а с чёрного хода, поднялся на второй этаж и вошёл в скромную квартирку. Бросив пальто и шляпу на старый сундук в узкой прихожей, он открыл дверь в комнату. За столом, спиной к нему, сидел молодой человек и писал что-то: перед ним лежали книги и стопки отпечатанных в типографии листков. Услышав скрип половиц, пишущий обернулся к вошедшему и улыбнулся:
- Ты уже вернулся, Енюша.
Пришедший вздохнул:
- Чёрт, я ведь просил тебя не называть меня так, Аркаша.
- Но дома-то можно, - беспечно ответил Аркадий. – Или ты хочешь, чтоб я тебя называл «господин доктор»? А я как раз хотел написать заодно и твоим родителям, что всё в порядке.
- А, я-то думал, что ты делом занимаешься.
Аркадий похлопал по стопке листков:
- Вот оно.
Базаров (а это был, конечно, он) приблизился и, обняв Аркадия за плечи, просмотрел бумаги, которые тот показывал:
- Хорошо. Только словеса плести – это одно, надо будет ещё и деятельность не оставлять, ты понимаешь?
- Понимаю-то конечно, но… - запнулся вдруг Аркадий.
- Что «но»?
- У меня за тебя сердце болит, Евгений, - посерьёзнел Аркадий. – Ты же у нас в самом пекле, да и Гусев говорил о тебе, что…
- Это, брат, черти в самом пекле, а я у нас на квартире. Да и ты со мной, - Базаров потрепал своего сожителя по волосам, - а уж если я благодаря тебе однажды воскрес, то что такое может хуже приключиться – тюрьма, каторга?.. Ты у меня талисман единственный, куда там осине и яме какой-то.
Базаров, видимо, решив, что и так слишком много нежностей, лёг отдыхать на железной кровати, не снимая сапог. Аркадий смотрел на него, и вспоминал, и думал, и в голове его носилась немного отдававшая «романтизмом» мысль, которой он никогда не пытался высказать Евгению – потому что тот и так изведал её на себе – мысль, что любовь бывает сильнее смерти.